Век изменчивый и лукавый
Одурманил цветы и травы.
Чайной розы досада
И лиловой печали
Друг друга не отличали.

Но когда отступили слова,
Все ж узнала траву трава,
И для каждого цвета
Отыскалась своя примета.

Белые розы Янам дарили бутоны,
Алые розы Яны бросали женам.
Черные розы — траура скорбный свидетель.
А золотые — от Папы — славили добродетель.

Так и венок был сплетен изрядный
На этом свете, хрупком сосуде хладном.

Но золото, пурпур, чернь и багрец,
Зеленый, желтый, лиловый
Для всех одиноких сердец
Венец подбирали терновый.

 

 

Когда уходят собратья,
Намного легче пробиться.
Быть может, тебе это кстати,
Но не спеши веселиться.

 

Под черно-белый шлагбаум,
Пройдя полный курс облученья,
Они уже в очередь стали,
Отринув земные мученья.

 

Нас жажда признания душит
Во времена инфляций.
А их уцененные души
С билетом на поезд садятся.

 

Пока ордена считаем,
Кляня себя за беспечность,
Они места занимают
В вагоне до станции Вечность.

 

 

Что сильнее — обида или вина?
А быть может, надежда на милость?
Все оглядывалась жена
И в прозрачный столб обратилась.

 

Когда падает с неба огненный град,
Ты в судьбе своей больше не волен.
И быть может, довериться рад
Волшебству аттической соли.

 

Может, сам того не замечая,
Шаг замедлив, обо всем забыв,
Все глядишь вослед, покуда жив,
Вместе с городом умирая.

 

Все, что о себе хотел сказать,
Я сказал о том поколеньи,
Что познало дорогу к теням.
А пришлось — вслепую бежать.