Вновь память — спутница привычная моя,
В наш давний дом, в Зарядье заглянула.
Там собрались старинные друзья,
И время вспять как будто повернуло.
Мы скоро разойдемся в свой черед,
Событий приключится здесь немало.
Да и к Зарядью стройка подступала.
Ну а пока мы патефон пустили в ход —
Кто вальс танцует, кто лихой фокстрот,
И Лаптев о любви поет с большим накалом.
Так вдохновенно песнь его звучит
Про первое письмо, про очи словно море,
Что о словах позабываешь вскоре
И только сердце с сердцем говорит.
Но в стену к нам сосед стучит
И музыка стихает.
«Не нарушайте!! Он бурчит,
А мы все понимаем.
В милицию был рядом вход,
И все про это знали.
И что она нас бережет,
Мы часто повторяли.

Но теткой Асей стол накрыт.
Как говорят, «Пора поднять бокалы».
У колбасы вареной дивный вид,
Мгновенье — и ее уже не стало.
Мы жили с Асею вдвоем
В крутые эти годы.
Стал незаметно этот дом частицею свободы.

Весельем нашим и теплом
Она отогревалась,
И оживало все кругом,
И легче ей дышалось.

Вернувшись из далеких мест,
Жила здесь нелегально.
И как могла, несла свой крест,
Державшись беспечально.

Меж тем вино мы выпили до дна.
Теперь второе действие начнется.
Селедочка под шубою вкусна,
Когда она под водку подается.
И винегрет по-моему неплох,
И слышу чей-то я довольный вздох,
И слышу чьи-то бойкие слова
«Эх, все на свете, братцы, трын-трава».

Все выпито и съедено давно,
Теперь друзья скрестили шпаги.
Затеяв спор про новое кино,
Они у стен далекой Малапаги…
Но бой закончен, кто-то сбегал в гастроном,
И снова оживленье за столом.

Все мы сейчас едины и дружны.
«Каким ты был» — вдруг песню запеваем.
И в Хэма все немного влюблены,
Да и Ремарка по ночам читаем…

Прощай, мой мир, о встрече не молю.
Иное поищу себе лекарство.
Но все равно, по-прежнему люблю
Смешное, хрупкое и маленькое царство.

2007

 

 

Живут в душе моей воспоминанья,

И голоса друзей по-прежнему звучат.

Но не над тем смеюсь, над чем смеялась,

И плачу тоже о другом.

Во сне иду я ночью по Зарядью,

Вдвоем со спутником моим веселым,

Спускаюсь вниз по лестнице крутой.

Булыжной мостовой не встретишь больше,

Наш маленький район давно взорвали.

Но в памяти осталось все как было,

И спутник мой такой же молодой.

Вот-вот шагну туда — и там останусь.

 

 

Увлечение, может роман?

Это всё с оперетткою схоже.

И на лёгкий лукавый дурман

Нашей дружбы совсем не похоже.

И сама я никак не пойму,

И, пожалуй, тебе не отвечу,

Что же значили мне на беду

Разговоры, прогулки и встречи.

По весне на бульваре Цветном,

Где когда-то с тобой мы бродили,

Или дома у нас за столом,

Где мы чай с тобой весело пили.

До свиданья, прощай, дорогой.

Нам с тобою не встретиться боле.

Только знаешь, мне снится порой:

По весенним бульварам вдвоём

Молодые, как прежде, идём.

Говорим и смеёмся беспечно,

И наш путь продолжается вечно.

 

 

Ни слова лишнего — молчок,
Боюсь я проболтаться
Про свой заветный тайничок
Тот, где хранится конъячок,
Где радости хранятся.

Мысли свои и удачи
И старые письма там прячу.
А если мне будет скверно,
Сама там спрячусь наверно.

 

 

Той девочки давно на свете нет.
Есть женщина — усталая и злая.
И только иногда за далью лет
Мелькнет как наважденье та, былая.

Мелькнула, поманила и ушла.
Была ли ты, иль вовсе не была...

 

 

Приснись мне, приснись, дорогая,
Боюсь, в мирозданьи бескрайнем
Твой облик бесценный растает,
Хотя и храню его втайне.
Мне не забыть твои муки,
Они и меня истерзали.
Вернись из любой разлуки,
Из самой далекой дали.
Узнаю тебя по приметам,
Быть может, утром туманным
Придешь ко мне лучиком света
Веселым и долгожданным.

 

 

Отблеск балтийской речи
Осветил эту грустную осень.
Если вдруг выглянет солнце,
Радуюсь : «Saule spid!”
А вечерами, тебя вспоминая,
Командую ”Ai stais durvis” — Закрой двери!
И закрываю дверь.

 

 

Я помню, как ты отважно,
Шагнув в глубину морскую,
Ждала, когда гребень пенный
К тебе подберется ближе
И лихо подбросит вверх.
Балтийские хмурые волны
Были твоими с детства
И сосны совсем как сестры,
И дюны, и теплый песок.
Ты в детстве мечтала стать рыбой.
Моря совсем не боялась.
И волны тебя любили,
На песок опускали мягко,
У ног твоих веселились.
А ты ликовала, и снова
Мятежного гребня ждала.

 

 

Все тем же поездом Москва — Варшава,
Вот тут-то попируем мы, друзья.
И для начала выпьем польской кавы,
А может, и покрепче что найдем.
За дружбу выпьем и опять нальем.
Иных уж нет, а те далече,
А знаешь что, зажжем, пожалуй, свечи.
Ведь это все же поминальный вечер,
И за столом сегодня мы втроем,
И за друзей ушедших молча пьем.
Но если встретиться не суждено,
Мне все равно забыть вас не дано.
Пока живут в душе любовь и вера,
Я не забуду улицу Пастера.

 

 

День наступил прозрачный, золотой.
Весь напоенный неба чистотой,
Глотаю жадно эту синеву,
И радуюсь тому, что я живу.

И ты идешь весеннюю тропой,
И счастью машешь издали рукой,
Задумчива и радостно легка,
Как тающие в небе облака.
Я так хочу, чтоб этот светлый день
Удачу светлую принес тебе.

 

 

Ты все стихи мои перепечатал,
И переводы отпечатал тоже.
Библиографией делился щедро,
Но мне она казалась скучной.
Ты Данте вслух читал, а я зевала,
Хотя судьба готовила мне ад.
Теперь гляжу на рукопись свою
С давным-давно забытыми стихами.
Но тусклые и выцветшие буквы
Вдруг оживают, словно отогревшись,
В тепле твоих меня любивших рук.

2002

 

Этот взгляд щенячий, удивленный,
Никакой бедой не замутненный,
В детском ожидании добра
Мне в альбоме встретился вчера.

Может, эту карточку порвать
Или лучше отложить подальше?
Может быть и есть в ней капля фальши,
Карт других ей не переиграть.

 

Мне б такого друга отыскать,
Чтоб нам было весело молчать.
Чтобы в самом тягостном пути
Было б вместе радостно идти
И с ветрами грозными бороться.
Будем вместе песни распевать,
А потом усталость забывать,
Пить как счастье воду из колодца.

Дорогой мой, как тебя найти,
По какому ты идешь пути?
Может, близко, лишь рукой подать,
А меня не можешь отыскать.

 

Все здесь иное — и люди, и лица,
Словно и не было вас на земле,
Но отчего же мне снится и снится
Прежний мой дом в предвечернем тепле.
Сон этот вечный длится и длится,
В нем искупленье грехов не дано.
Тень абажура ложится на лица,
Крутит механик немое кино.

 

 

А знаешь, я во сне видала часто
В кафе за стойкой тетушек твоих.
Согрет был мир веселым их участьем,
Был теплым день и безмятежным счастье.
За столиком сидеть, в окно глазеть,
Из хрупкой чашечки горячий кофе пить
И обо всем решительно забыть…
Кому скажу печаль мою —
Я прежних песен больше не пою.
Вот только эту — в ней весенний день,
Старинный парк, там белая сирень.
В беседке пана встретит пани,
Быть может, это первое свиданье…
Благодарю за то, что ты была,
И всех обогревала как могла.

 

Летом в доме очень жарко.
На столе был том Петрарки,
Нас сонеты волновали
О любви и о печали.

За Петраркой шли и плыли,
Дверь на кухню не закрыли,
Словом, про обед забыли.

Помощь нам пришла от Вакса.
Пес был черный словно клякса,
Или как глухая ночь,
И поесть всегда не прочь.

Как воздушные сонеты
Лихо подхватил котлеты.
Проявил и жар, и пыл,
Словно сам Петраркой был.

С полу молоко собрал,
Языком его слизал.

Говорят, изведав много,
Не судил Петрарка строго,
Скорбь земную он познал
И голодных понимал.

Может быть, король сонета
Сам одобрил бы котлету?

 

Мы с тобою два крохотных силуэта
На заснеженных стеклах зимних окон.
Тянем друг другу руки,
Дотянуться не можем,
И молчим, молчим, молчим.

 

Когда в чужой квартире съемной
Я ночью плакала одна,
Ты вдруг пришел ко мне бездомный,
Сел в изголовье у окна.
И был туманным и печальным,
Почти незримый образ твой.
И повторяла я в отчаянии:
Тебе не больно, дорогой?

 

О, молодость моя, ты предо мною,
Едва лишь только двери отворю.
Там дом один знакомец мой старинный,
И тополь распростерся так широко.
Там крыльев голубиных легкий шорох,
А больше никого там, ни души.
И я, забывшись, в сумерках еловых
Спешу куда-то, может и к тебе.

 

Мне снилось море, склон зеленый,
Вдали туманная вода.
А мы дорогой потаенной
Брели неведомо куда.
Сулило море утешенье,
Конец всех наших тяжких мук.
Но мы боялись искушенья,
Все шли, не разнимая рук.

 

Ещё не пробил час отбоя,
Но мал и тесен жизни круг.
Возьмите, волны, нас с собою,
Освободите от разлук.

 

Пела песню иволга,
Распушилась таволга,
Я была счастливая,
Но совсем ненадолго.
Всю скосили травушку
По путям обоченным,
Я иду по краешку,
А упасть не хочется.

 

Как червь нагой пред эскулапами,
Лежишь ты на столе и жалкий, и ничтожный,
Они тебя хватают грубо лапами,
Смеются и ругаются безбожно.
И жизнь твоя почти-что как видение.
Мелькают детство, мама, чьи-то лица,
Обрывки твоего стихотворения,
И все, что никогда не повторится.

 

Я не умею быть одна.
Врагами делаются вещи,
И подступает тишина
И усмехается зловеще.
Она молчит, и я молчу,
Как будто погружаюсь в воду.
Пойду-ка радио включу,
Пускай расскажет про погоду.

Тишина как пыль осела.
Душу мою жрет.
Хоть бы муха пролетела,
Иль мяукнул кот.
Даже ветер вдруг унялся.
Затаясь, молчит.
Только холод в дверь пробрался,
Ноги леденит.

 

Все позади, осталось так немного,
На вас теперь я издали смотрю,
Но скоро ночь, и мне пора в дорогу,
Вот только дверь тихонько затворю.
Я ухожу, а день еще так светел,
И так безбрежна неба синева,
Пушинки тополей мне посылает ветер,
Как легкие веселые слова.

 

 

Мне в этом доме не прожить,
Он для меня чужой.
Здесь хлеб мне не с кем преломить,
Поплакать и поговорить.
Но иногда порой ночной,
Ты все ж приходишь в дом чужой.
Стоишь, глядишь издалека,
Как будто бы прошли века.
Но сколько ни прошло бы дней,
Жить будут в памяти моей
И нашей юности года,
И эта грозная беда,
Что разлучила нас.
Как по подушке кровь текла,
А за окном метель мела,
В последний горький час.

2 февраля 2002

 

Надоело тягаться со старухой злой,
Что приходит ночами с колдовскими речами
И стоит надо мной.

Знает, как подобраться,
Чтоб со мной рассчитаться,
И пропасть навсегда.
Только мир этот, братцы,
Мне чужой – вот беда.

И все это приметив, старуха-судьба
Так коварна со мною и даже груба,
Вырывает из рук моих тонкую нить.
Видно, знает, что мне в этом мире не жить.

Нет в душе моей боли,
Только тихая грусть.
Жить никто не неволит,
Вот и я уберусь.

 

Деревьям сиротливым тяжело.
Озябли под дождем нагие камни.
А мне легко, а мне светло, светло.
То губ своих тепло ты отдала мне.
Под ветром листья бедные кружат.
Их каждой жилки вижу содроганье.
А предо мной ветра не устоят.
Я унесла с собой твое дыханье.

Какое ты блаженство для меня.
Каким меня ты счастьем одарила.
Так холодно, а ты в ненастье дня
Теплом руки своей меня укрыла.

 

Когда я вечером домой
Бреду устало как во сне,
И дует ветер ледяной,
Ты душу согреваешь мне.

И что бы ни было со мной,
Я знаю, ты придёшь,
Своею лёгкою рукой
Беду как пыль смахнёшь.

 

Вас больше нет.
Но не прощаюсь с вами,
С моими незабвенными друзьями,
С тобой, моя любимая семья.
В душе моей вы всё еще живые,
Веселые и даже молодые.
Увы, одна осталась я...
Но все же это было, было, было.
И ничего я позабыть не в силах.

27 марта 2016

 

Какая бы ни была напасть,
Судьба, я тебя молю:
Не дай, не дай мне сейчас упасть
Пока я еще люблю.

Я знаю, путь у меня один,
И жизнь, увы, пронеслась.
Не дай затеряться среди машин
В глухой, непробудный час.

Не дай среди усталых людей
Молчаливо пропасть.
Прошу тебя, пощади, пожалей,
А впрочем, на все твоя власть.

Лето 2016

 

Круженье дней, домов и улиц,
Друзей ушедших голоса...
Зачем из прошлого вернулись,
Чтоб жизнь прожить за полчаса?

Но все равно иду по краю,
И оторваться не могу,
И отозваться умоляю,
А вы на дальнем берегу.

 

 

Давай с тобою под каштаном посидим,
Как прежде на Речном сидели.
Поговорим, а может помолчим,
И вспомним песни, что мы вместе пели.
В "Веселую вдову" ты был влюблен,
Я чувств твоих не разделяла.

Какой смешной и грустный сон,
Как говорят, что было — миновало.

А впрочем, миновало — не прошло,
Мне то, что было — ночью снится.
Зимой, когда за окнами темно,
И только дымка снежная клубится.

2006

 

Играют колосья, под ветром звеня.
Никто здесь не видит, не слышит меня.
Исчезла деревня за далью лесной,
И травы поют надо мной.

И рожь поднялась высоко-высоко,
И я ухожу далеко-далеко,
И я ничего-ничего не хочу,
Но кажется — в небо сейчас улечу.

1946, Архангельск. обл., дер. Ровдино

 

Осыпаются осколки прежних дружб и бытия,
Гаснут свечи, меркнут елки,
И уходит жизнь моя.
Где-то завтра буду я.

На пиру ли на похмельном,
В одиночестве глухом,
Или просто в тёмной келье,
Навсегда покинув дом.